ВОЗМОЖНО, ЕСЛИ БЫ Я НАЧАЛ СВОЮ КАРЬЕРУ НЕ С СЕМЕЙНОГО БИЗНЕСА, МОЯ ЖИЗНЬ СЛОЖИЛАСЬ БЫ ИНАЧЕ.
Теоретически у меня была возможность не работать в ТИС. Но на практике – нет, ее не было. Большие надежды семьи на то, что я присоединюсь к общему делу, и особенно ожидания отца сделали такой сценарий нереальным. В 2001 году я начал работать в порту заместителем главного диспетчера. Еще через 8 лет в ТИС пришел брат – он-то все сделал правильно.
У нас с отцом на работе было множество конфликтов. Ссоры случались колоссальные, до криков! Несколько раз я уходил из компании. Говорил, что мне ничего не нужно, не хочу никаких долей и должностей. Мне потом рассказывали, что отец из-за этого сильно переживал, а Олег Джумберович Кутеладзе, сооснователь ТИС, успокаивал его: «Посмотри, вы же копия друг друга. То, что он тебя так выводит, – естественно!».
Тогда для меня это было так важно – доказать, убедить, поставить точку именно там, где я считаю правильным. И я очень хорошо помню момент, когда все это раз и навсегда потеряло значение. Всю мою злость и обиду как рукой сняло, когда мы узнали, что у отца рак. Все прошло за одну секунду, прямо вот следа не осталось. Мне тогда было 25 лет – на улице лето, июнь или июль... Это была, пожалуй, самая значимая история, которая перевернула мою жизнь.
Я считал себя самостоятельным, взрослым, самодостаточным – и в одну секунду опять оказался ребенком. Пока родители живы, мы еще по-настоящему не взрослые, даже если нам 55. Когда они уходят, все вроде бы остается по-старому, но меняется парадигма. Потеря родителей кардинально «придавила» меня к земле.
С тех пор моя жизнь внешне не изменилась, но внутри произошел переворот. В феврале было ровно 20 лет, как нет мамы, и 10 лет без папы. И я бы предложил помнить об этой перспективе всем нам, кто считает свои конфликты с близкими по-настоящему серьезными. Никто не знает, как много времени нам суждено провести вместе. Почаще балуйте родителей своим вниманием, почаще приводите к ним внуков, не откладывайте на потом.
ОТРАЖЕНИЕ ДАВНИХ КОНФЛИКТОВ С ОТЦОМ, ВЫЗВАННЫХ НАШЕЙ СХОЖЕСТЬЮ, СЕГОДНЯ Я ВИЖУ И В СВОИХ ОТНОШЕНИЯХ С ДЕТЬМИ.
У меня дочери-двойняшки. Одна, Стефания, очень похожа характером на меня. Вторая, Мишель, - на мою жену Диану. Так вот, со Стефанией у нас чуть меньше контакта. Я вижу, что в некоторые моменты мы даже вызываем друг у друга раздражение. В то же время Диане сложнее найти контакт с Мишель.
Я много понимаю про себя, глядя на своих детей. Особенно на дочь, которая больше на меня похожа. Кто из нас кого больше воспитывает и кто на кого больше влияет - вопрос. Мы часто обсуждаем с детьми, куда пойти учиться, чем заниматься, с чего начинать. Я не считаю бизнес-образование настоящим образованием и хочу, чтобы они сначала получили какую-нибудь прикладную специальность. Хочу открыть для них максимум возможностей, не ограничивать их тем выбором, который сделал, собственно, я – не они. Конечно, сложно впечатлить детей своей работой, если не делаешь трюки в кино. Все это до поры до времени звучит очень скучно, например: «Я привлекаю и защищаю чужие деньги, сынок. Вычитываю и переделываю документы, и еще, и еще, пока они не будут идеальными. Или приезжаю ранним утром на грязную стройку и слежу, как экскаваторы роют дырку в земле. Или сижу в кабинете и вписываю в таблицы цифры...».
Мои дети были искренне удивлены, когда я сказал, что на работе меня кто-то слушает. Они хохотали: мол, папа, кто вообще может выслушать эту нудятину? Но вся скука проходит, когда огромная работа по финансированию, проектированию, строительству закончена, и ты с высоты крана или силоса видишь новый терминал в порту, придуманном твоим отцом.
Детям я стараюсь дать такую картину мира, в которой им будет одинаково комфортно в Киеве, в Сингапуре, во Франкфурте, где угодно. Было бы правильно сказать, что будущее своих детей я связываю с Украиной. Но еще правильнее признать, что я их не связываю вообще - моя задача дать им достаточно информации и опыта, чтобы они могли жить, где захотят.
Например, мой старший сын Давид учился за границей, но вернулся в Украину, сам устроился на работу, без моей помощи, и не в мой бизнес. Они с девушкой живут на две зарплаты начинающих специалистов, им, конечно, не хватает, и я считаю, что это важный опыт для них обоих.
НА МОЕ ПРЕДСТАВЛЕНИЕ О ХОРОШЕМ ОБРАЗОВАНИИ ПОВЛИЯЛИ КНИГИ И ВЫСТУПЛЕНИЯ СЭРА КЕНА РОБИНСОНА.
Как специалист по развитию человеческого капитала он много лет боролся со стандартным учебным процессом. Робинсон считал, что традиционная школа калечит детей, убивает таланты, выжигает желание учиться. Так думаю и я.
А как правильно? Надо пробуждать в детях любознательность, учить по индивидуальным планам, дать учителям свободу творчества. К сожалению, даже все это вместе не гарантирует успеха. Педагогика – это очень сложно, гораздо сложнее логистики. Говорю уверенно - как отец и как портовик.
Если говорить об образовании для взрослых, то сразу вспоминаю свой опыт в Aspen Institute. Это была любовь с первого семинара. Как и любую сильную эмоцию, ее сложно описать словами. В эпоху постправды «Аспен», как маяк, показывает путь к основам – к справедливости, взаимопониманию, семье. Редкая в наше время миссия притягивает невероятных людей, а через фильтры отбора проходят самые-самые интересные, многогранные, продвинутые. Там никогда не ощущаешь себя самым умным в комнате, тем более, если это заседание борда, членом которого я стал. Во многом из этого опыта чуть позже выросло образовательное и вдохновляющее пространство mOre. В mOre мы изменяем людей, которые потом изменяют мир.
Если вспомнить учебу в школе и совсем детские мечты, то я очень хотел стать крановщиком строительного крана. Эту свою мечту я вполне реализовал. У нас в ТИС сегодня множество кранов, правда, портовых, и я всеми уже поуправлял. Осталось стать пилотом или архитектором – я всю жизнь хотел выучиться на архитектора. И это первое, о чем вспоминаю в ответ на вопрос, чем бы я занялся, и чему бы учился, будь у меня больше свободного времени.
Если серьезнее, то я хочу заниматься стартапами, у которых есть миссия. Один такой у меня сейчас в разработке, он должен сделать украинцев здоровее. Это мой первый проект, клиентами которого будут обычные люди, а не другие бизнесы. И это настоящее счастье, потому что требует от меня совершенно других скиллов, я учусь, пока работаю над ним, получаю новый опыт.
SD в названии нашей компании означает shuttle diplomacy, или «челночная дипломатия». Серьезный термин, впервые примененный для описания политики Генри Киссинджера в разрешении войны Судного дня. По сути, shuttle diplomacy – посредничество в сложных спорах, участие третьей стороны в качестве медиатора, зачастую без прямого контакта между конфликтующими сторонами.
Но мне гораздо больше нравится другая трактовка. Как-то раз журналист попросил Киссинджера объяснить, в чем смысл тактики «челночной дипломатии» в переговорах. Он ответил: «Поясню на примере. Может ли дочь Рокфеллера выйти за простого сибирского парня? Вряд ли, но как бы действовал я? Еду в деревню, нахожу там простого парня и спрашиваю: «Хочешь жениться на американской еврейке?». Он мне: «Зачем?! У нас и своих девчонок полно». Я ему: «Но она дочка миллиардера!». Он: «Это меняет дело...». Тогда я еду в Швейцарию на заседание правления банка и спрашиваю: «Вы хотите иметь заместителем председателя сибирского мужика?». «Фу...», – отвечают в банке. – «А если он при этом будет зятем Рокфеллера?». – «Это, конечно, меняет дело!..». Дальше я еду домой к Рокфеллеру и спрашиваю: «Хотите иметь зятем сибирского мужика?». Тот в ответ: «Что вы такое говорите?! У нас в семье все финансисты!». Я ему: «Но он, к слову, зампред швейцарского банка!». Рокфеллер: «Это меняет дело! Сюзи! Поди сюда. Мистер Киссинджер нашел тебе жениха. Это солидный мужчина, у него хороший счет в швейцарском банке!». Сюзи: «Фи... Разве это редкость?..». А я ей: «Да! Но это здоровенный сибирский мужик!». Она: «О, это меняет дело...».
КАК ЧЕЛОВЕК, РАНО ЛИШИВШИЙСЯ РОДИТЕЛЕЙ, Я СЛИШКОМ МНОГОЕ ЗНАЮ О ПОТЕРЯХ.
И хотя это до конца невозможно, я нашел способ восполнять чувство утраты. Люди продолжают жить в своих делах. Так, порт для меня – не только бизнес, но и семейная миссия, наследие моего отца.
По той же причине я занимаюсь изданием книг Михаила Михайловича Жванецкого. Его мудрость, язык, наблюдательность, обаяние, любовь к Одессе - все это будет согревать нас еще многие годы. Я верю, что душа Одессы живет в текстах ММЖ, а не в шаурме на Дерибасовской.
Для меня знакомство со Жванецким было прикосновением к гениальности. В своих рассказах он не только описал, но и буквально создал характер Одессы. Пусть они живут вечно, в неразрывной связи — и на бумаге, и в нашей памяти.
Где я вижу себя через 10 лет? В самолете, который идет на второй круг над аэропортом Одессы или Киева, ожидая своей очереди для посадки в длинной веренице других лайнеров. Ведь к тому моменту привлекательность нашего региона ста- нет такой высокой, что в Одессу будут летать полсотни между- народных рейсов в день. Представляю, что самолеты забиты не только туристами – зарубежный бизнес летит заключать сделки. Вот в таком самолете я вижу себя через 10 лет. И не хочу просыпаться.